На ножах - Страница 100

К оглавлению

100

– Чего же вы требуете от меня? – продолжала Лариса с упреком. – Не стыдно ли вам не давать покоя девушке, которая вас избегает и знать не хочет.

– Нет, тысячу раз нет! вы меня не избегаете, вы лжете.

– Горданов! – воскликнула гневно обиженная Лариса.

– Что вы?.. Я вас не оскорбил: я говорю, что вы лжете самим себе. Не верите? Я представлю на это доказательства. Если бы вы не хотели меня знать, вы бы уехали вчера и не остались на сегодня. Бросьте притворство. Наша встреча – роковая встреча. Нет силы, которая могла бы сдержать страсть, объемлющую все существо мое. Она не может остаться без ответа. Лариса, ты так мне нравишься, что я не могу с тобой расстаться, но и не могу на тебе жениться… Ты должна меня выслушать!

Лариса остолбенела.

Горданов не понял ее и продолжал, что он не может жениться только в течение некоторого времени и опять употребил слово «ты».

Лариса этого не вынесла.

– «Ты!» – произнесла она, вся вспыхнув, и, рванувшись вперед, прошептала задыхаясь: – пустите! – Но одна рука Горданова крепко сжала ее руку, а другая обвила ее стан.

– Ты спрашиваешь, что хочу я от тебя: тебя самой!

– Нет, нет! – отрицала с закрытым лицом Лариса. – Но Бога ради! Как милости, как благодеяния, прошу вас: прекратите эту сцену. Умоляю вас: не обнимайте же меня по крайней мере, не обнимайте, я вам говорю! Все двери отперты…

– Вы мне смешны… дверей боитесь! – ответил Горданов и, сжав Ларису, хотел поцеловать ее.

Но в эту же минуту чья-то сильная рука откинула его в сторону. Он даже не мог вдруг сообразить, как это случилось, и понял все только, оглянувшись назад и видя пред собою Подозерова.

– Послушайте! – прошипел Горданов, глядя в горящие глаза Андрея Ивановича. – Вы знаете, с кем шутите?

– Во всяком случае с мерзавцем, – спокойно молвил Подозеров.

Лариса вскрикнула и, пользуясь суматохой, убежала.

– Вы это смеете сказать? – подступал Горданов.

– Смею ли я?

– Вы знаете?.. вы знаете!.. – шептал Горданов.

– Что вы подлец? о, давно знаю, – произнес Подозеров.

– Это вам не пройдет так. Я не кто-нибудь… Я…

– Прах, ходящий на двух лапках! – произнес за ним голос Водопьянова, и колоссальная фигура «Сумасшедшего Бедуина» стала между противниками с распростертыми руками. Подозеров повернулся и вышел.

Павел Николаевич постоял с минуту, закусив губу. Фонды его заколебались в его дальновидном воображении.

«Скандал! во всяком разе гадость… Дуэль… пошлое и опасное средство… Отказаться, как это делают в Петербурге… но здесь не Петербург, и прослывешь трусом… Что же делать? Неужто принимать… дуэль на равных шансах для обоих?.. нет; я разочтусь иначе», – решил Горданов.

Глава седьмая
Краснеют стены

Богато сервированный ужин был накрыт в небольшой квадратной зале, оклееной красными обоями и драпированной красным штофом, меж которыми висели старые портреты.

Глафира Васильевна стояла здесь у небольшого стола, и когда вошли Водопьянов и Подозеров, она держала в руках рюмку вина.

– Господа! у меня прошу пить и есть, потому что, как это, Светозар Владенович, пел ваш Испанский Дворянин: «Вино на радость нам дано». Андрей Иваныч и вы, Водопьянов, выпейте пред ужином – вы будете интереснее.

– Я не могу, я уже все свое выпил, – отвечал Водопьянов.

– Когда же это вы выпили, что этого никто не видал?

– Семь лет тому назад.

– Все лжет сей дивный человек, – отвечала Бодростина и, окинув внимательным взглядом вошедшего в это время Горданова, продолжала: – я уверена, Водопьянов, что это вам ваш Распайль запрещает. Ему Распайль запрещает все, кроме камфоры, – он ест камфору, курит камфору, ароматизируется камфорой.

– Прекрасный, чистый запах, – молвил Водопьянов.

– Поздравляю вас с ним и сажусь от вас подальше. А где же Лариса Платоновна?

– Они изволили велеть сказать, что нездоровы и к столу не будут, – ответил дворецкий.

– Все это виноват этот Светозар! он всех напугал своим Испанским Дворянином. Подозеров, вы слышали его рассказ?

– Нет, не слыхал.

– Ну да; вы к нам попали на финал, а впрочем, ведь рассказ, мне кажется, ничем не кончен, или он, как все, как сам Водопьянов, вечен и бесконечен. Лета выбила табакерку и засыпала нам глаза, а дальше что же было, я желаю знать это, Светозар Владенович?

– Она спрыгнула с окна.

– С третьего этажа?

– Да.

– Но кто же ей кричал: «Я здесь»?

– Испанский Дворянин.

– Кто ж это знает?

– Она.

– Она разве осталась жива?

– Нет, иль то есть…

– То есть она жива, но умерла. Это прекрасно. Но кто же видел вашего Испанского Дворянина?

– Все видели: он веялся в тумане над убитой Летой, и было следствие.

– И что же оказалось?

– Ничего.

– Je vous fais mon compliment. Вы, Светозар Владенович, неподражаемы! Вообразите себе, – добавила она, обратясь к Подозерову: – целый битый час рассказывал какую-то историю или бред, и только для того, чтобы в конце концов сказать «ничего». Очаровательный Светозар Владенович, я пью за ваше здоровье и за вечную жизнь вашего Дворянина. Но боже! что такое значит? чего вы вдруг так побледнели, Андрей Иванович?

– Я побледнел? – переспросил Подозеров. – Не знаю, быть может, я еще немножко слаб после болезни… Я, впрочем, все слышал, что говорили… какая-то женщина упала…

– Бросилась с третьего этажа!

– Да, это мне напоминает немножко… кончину…

– Другой прекрасной женщины, конечно?

– Да, именно прекрасной, но… которую я мало знал, ко всегдашнему моему прискорбию, – так умерла моя мать, когда мне был один год от роду.

100